Бреславский А. С.

Это ознакомительная текстовая версия,
полный вариант статьи в формате pdf
Вы можете скачать по этой ссылке

Основной замысел настоящей статьи – определить, как и где в Улан-Удэ предпочитают (вынуждены) жить сельские мигранты, вслед за этим понять, сформировались ли за последние двадцать лет более или менее устойчивые направления их расселения в городе. Исследование было реализовано в 2009-2010 гг. и включало два этапа. Первый этап – анализ материалов академического и административного дискурсов, касающихся сельско-городской миграции в Бурятии. Второй этап – «полевой» – запись нарративных и фокусированных интервью с информантами (всего – 23 интервью) – лицами, переехавшими в Улан-Удэ из сельских районов Бурятии в период с 1989 по 2009 г.

Стоит отметить сразу, что проблематика «сельско-городской миграции в постсоветской Бурятии» при своей очевидной социальной и политической актуальности, не получила, на наш взгляд, достаточного внимания со стороны регионального научного сообщества. Количество работ, посвящённых собственно миграции из села в город, сравнительно невелико [1; 2; 4; 5; 10; 11]. Общая характеристика миграционных процессов в постсоветской Бурятии также обозначена в сравнительно небольшом количестве работ [3; 6; 7], большая часть которых появилась уже в 2000-е гг.

Общее состояние миграционных процессов в Бурятии в период с 1991 по 2009 г. может быть определено как достаточно негативное. Уровень миграционной убыли в большинстве сельских районов превышает уровень прибытия, по имеющимся прогнозам данная ситуация существенно не изменится в три ближайших десятилетия [9]. Во внутрирегиональном перемещении населения отмечается преобладание миграционных потоков, ориентированных из сельских поселений в городские, особой притягательностью обладает столица республики – г. Улан-Удэ [2, с. 136; 3, с. 4]. В силу экономических барьеров значительная часть сельчан оседает на окраинах города и в пригороде [1]. Пригородом для Улан-Удэ (что отличает его, к примеру, от Иркутска) выступают исключительно сельские поселения, входящие в состав приграничных к столице сельских районов (в первую очередь Иволгинского, Тарбагатайского, Заиграевского, Прибайкальского). Повседневная жизнь части из обозначенных сельских поселений за последние двадцать лет настолько срослась с «городом», что это, пожалуй, даёт возможность назвать их частью Улан-Удэ. Одновременно, в период с 1990 г. по 2009 г. значительно расширились границы самого городского округа – город Улан-Удэ. За счёт плановой и нерегулируемой застройки территории городских окраин в некоторых микрорайонах почти вплотную слились с сельским пригородом. Своего рода неинституализированная «агломерация» постепенно формируется на уровне социальных, в том числе деловых сетей, подкрепляется микропроектами частного бизнеса (строительством на территориях городских окраин крупных супермаркетов, расширением маршрутов внутригородских пассажирских перевозок, развитием производственных отношений между городом и деревней в сельскохозяйственной сфере и пр.). Вместе с тем на уровне публичных дискуссий, в нормативно-правовом поле вопрос о формировании агломерации или какой-либо другой формы объединения города и пригородных территорий сегодня не стоит. Для этого, очевидно, не сформировались предпосылки, прежде всего экономического характера.

В целях сдерживания миграционной убыли, закрепления населения на местных территориях Народных Хуралом РБ (высший орган представительной власти республики) совместно с Правительством РБ был разработан и принят ряд нормативно-правовых актов (НПА). Часть из них не только установила общие принципы и политические задачи в области миграционного развития, но и предполагала программы действий по изменению проблемной ситуации [8]. При этом на республиканском уровне, равно как и на уровне администрации г. Улан-Удэ, согласно имеющимся у нас данным, не было разработано каких-либо НПА, программ, которые бы определяли механизмы активного регулирования миграции из сельской местности в г. Улан-Удэ. Иными словами, сельские жители республики, решив переехать в Улан-Удэ, с одной стороны, не располагают возможностью включиться в какие-либо специально разработанные для них программы, а с другой стороны, и не ограничены в возможностях расселения в городе. Каких-либо официальных административных барьеров, препятствующих или ограничивающих перемещение сельских жителей в город Улан-Удэ сегодня нет. Вместе с тем актуальными при переезде и расселении в Улан-Удэ для многих сельских мигрантов остаются другие группы барьеров, прежде всего адаптационные, информационные и экономические.

На процесс расселения сельских мигрантов существенное влияние оказывают имеющиеся у них знания и представления «о переезде в Улан-Удэ», «в город», полученные ими до переселения. Здесь мы выявили следующее. Во-первых, Улан-Удэ, будучи в дискурсном измерении «единственным городом республики», обладает в этом смысле наибольшей миграционной притягательностью по отношению к малоперспективной сельской Бурятии. Сельчане-мигранты рассматривают «город» как место, где сконцентрированы позитивные полюса общественной жизни всей республики – развитый рынок труда, институты высшего образования, сферы культуры и досуга, благоприятная социальная и инфраструктурная среда и пр. Во-вторых, представление об Улан-Удэ в среде сельских жителей было и в целом остаётся отстранённым, внешним, интуитивным, слабо отражающим реалии постсоветских изменений. Это особенно характерно для жителей отдалённых от столицы республики сельских районов и для первого постсоветского десятилетия в целом. Знание о городе у сельчан подчас предельно локализовано, что выражается, к примеру, в ограниченности списка знакомых людей и мест. Вместе с тем, развернувшиеся в последние 15-20 лет процессы массового переселения сельских жителей в Улан-Удэ с каждым годом упрощают проблему «информационного голода», которая встаёт практически перед каждым новым мигрантом. Наконец, в представлениях мигрантов-сельчан Улан-Удэ является сообществом, в котором они могут рассчитывать на социальную лояльность и в котором проблемы социокультурной адаптации будут для них менее острыми, чем, к примеру, в других регионах страны. Подобные представления не в последнюю очередь опираются на примеры успешных стратегий переселения, которыми мигранты делятся в своей среде.

Обозначенные тезисы, конечно же, выражают лишь контур, смысловые границы восприятия Улан-Удэ сельскими жителями. Понятно, что «ощущение» мигрантами города может в действительности разительно отличатся от случаю к случаю. Было бы грубой ошибкой говорить об однородности как самих представлений, так и гомогенности сообщества мигрантов – сельских жителей республики. Это сообщество отнюдь не однородно и, как отмечали сельчане-информанты, восприятие ситуации миграции в среде потенциальных мигрантов изначально множественно. Очевидная общность «сельского происхождения» не должна здесь вводить в заблуждение. Сложно говорить и о том, насколько схожими являются миграционные представления жителей отдельных сельских районов, сельских поселений республики, людей, принадлежащих к одному поколению, прошедших схожие пути социализации, имеющих схожий уровень достатка, причисляющих себя к одной этнической группе и пр. Возможно, ответ на этот вопрос можно найти в серии более детальных обследований за счёт организации соответствующих исследовательских кейсов. В настоящий момент имеющиеся аналитические исследования и характер собираемой статистики, на наш взгляд, не позволяют решить эту задачу. В этом смысле, решая главную задачу данного исследования – выявить направления расселения сельских мигрантов в Улан-Удэ в целом, мы не будем дополнительно разделять сообщество сельских мигрантов на какие-либо подгруппы, соотносить эти группы с отдельным направлениями расселения. Здесь необходимо сделать важное уточнение: когда речь заходит о реальном, а не воображаемом, представляемом переезде, на формирование стратегий расселения начинают воздействовать и иные факторы, прежде всего, наличие у мигрантов – сельских жителей необходимого экономического и социального капитала для обустройства в городе. Отметим сразу, что влияние этих факторов может и не быть определяющим. К примеру, совсем не очевидно, что сельская семья, располагающая значительным экономическим капиталом, будет стараться перебраться в город, также как не очевидно, что, перебравшись в город, она поселится в удобной благоустроенной квартире, а не в собственном доме на окраине.

Владение достаточным экономическим капиталом, в нашем случае наличными средствами, – это в сущности единственное, что нужно было для покупки жилья в Улан-Удэ с первых лет его постсоветской истории. Одновременно у самих горожан с началом Перестройки появилось законное право сдавать в аренду свои квартиры, дома и комнаты. При этом финансовая возможность приобрести жильё в Улан-Удэ в первые годы 1990-х была не намного, но все же реальней, чем, к примеру, сегодня. Именно поэтому многим из тех сельских жителей, кто приобрёл недвижимость до острого роста цен в середине-конце 1990-х гг., решить эту задачу сегодня было бы намного сложнее. К середине 1990-х гг., когда стало очевидно, что аграрный сектор экономики, вокруг которого организовывалась социальная жизнь большинства деревенских жителей, вступил в конечную фазу стагнации, потребность в выстраивании новых жизненных стратегий значительно возросла. При этом миграционные стратегии, как отмечали наши информанты, всё ещё считались достаточно «диковинной» практикой, поскольку решение о кардинальной перемене места жительства, «места жизни», расходилось с распространёнными культурными нормами и ценностями.

Наличие экономического капитала продолжает играть определяющую роль в реализации сельскими жителями стратегии расселения в Улан-Удэ. При этом реальной финансовой возможностью приобрести, к примеру, благоустроенную квартиру хотя бы в околоцентральном районе, обладают сегодня единицы. Продажа добротного 3-4 комнатного дома в любом из сельских районных центров республики вместе с хозяйственными постройками (зимовьем, баней, кладовыми и т.п.) не позволяет в подавляющем большинстве случаев приобрести 2-3 комнатную благоустроенную квартиру в Улан-Удэ, причём даже в черте города.

Именно экономические барьеры, создаваемые рынком городской недвижимости, были и остаются главным препятствием для переезда потенциальных мигрантов из сельской местности в Улан-Удэ. Большинство из тех, кто всё же решается переехать, по крайней мере, в первые годы пребывания в Улан-Удэ приобретают жильё в отдалённых от центральной части города микрорайонах, в посёлках, входящих в состав городского округа и пр. Обычно жильём для «новых» горожан становятся одноэтажные или реже двухэтажные (многоквартирные, барачного типа) деревянные дома с небольшим участком в так называемом «частном секторе» того или иного городского микрорайона. Специфика же наиболее отдалённых микрорайонов практически по всей территории Улан-Удэ – в их транспортной недоступности (замкнутости), крайне слабой развитости социальной и бытовой инфраструктуры, а также в целом неблагоприятном социальном окружении. Решением проблемы для многих сельских семей становится аренда (покупка) городской дачи и её переобустройство. Уже с конца 1980-х гг. по сей день в улан-удэнских дачных кооперативах происходит активное преобразование летних домиков в отапливаемое «полноценное» жильё, на участках появляются гаражи, бани. Большинство из дач находятся в черте города, некоторые в 15-20 мин. от его центра, здесь есть электричество, место для разведения небольшого огорода, пробурены скважины. Это делает дачи достаточно привлекательным и удачным вариантом для сельских мигрантов.

Не менее распространённой практикой является постройка дома «с нуля» на купленном или, если нет возможности, самовольно захваченном участке, а также перевоз сельского дома в город (пригород). Частный сектор на окраинах Улан-Удэ за последние 10-15 лет значительно расширился именно за счёт реализации сельскими жителями подобных стратегий. В некоторых местах, где в советские годы были широкие поля, пустыри, сегодня можно увидеть построенные сельскими «горожанами» новые микрорайоны. При этом здесь может отсутствовать необходимая бытовая и социальная инфраструктура – электрическая сеть, водоколонки, магазины, аптеки и пр.

Сельчане особенно на начальном этапе расселения часто вынуждены жить в стеснённых условиях. Имея ограниченный семейный бюджет, они занимаются преимущественно решением задач физического выживания. Существенной оказывается поддержка деревенских родственников и друзей как из места выбытия, так и тех, что уже переехали в УланУдэ и живут рядом. Не всегда, но достаточно часто сельские мигранты из одного поселения, района, переезжая в Улан-Удэ, селятся рядом. Это решает часть проблем с адаптацией на новом месте, позволяет коллективно решать индивидуальные и групповые задачи по налаживанию быта, поиска работы и пр. Не во всех случаях поддержка сельских друзей, родственников, земляков считается само собой разумеющимся делом, между тем в ней редко отказывают.

До сих пор мы рассматривали случаи, когда в результате переезда в Улан-Удэ сельчане приобретали, строили себе жильё в городе. Между тем в структуре исследуемой миграции такого рода стратегии не составляют подавляющего большинства среди прочих миграционных историй. Не менее характерными в нашем случае в последние два десятилетия остаются практики аренды, временного съёма жилья, в которые включена преимущественно главная группа мигрантов из сельской местности – трудоспособная, молодёжь (в основном от 17 до 35 лет). Экономические барьеры рынка недвижимости, а также достаточно высокая конкуренция на городском рынке труда, в действительности, не позволяют многим сельчанам, прибывающим в Улан-Удэ, обучающимся, активно работающим в городе, приобрести собственное жильё. И здесь обыкновенно срабатывает одна из трёх стратегий – люди либо обращаются за временной помощью к городским родственникам, знакомым, живущим в городе, либо идут в агентство за съёмной квартирой (комнатой, домом и пр.), либо, что не менее характерно, первое время живут у своих родственников, земляков, уже перебравшихся в город.

Социальный капитал сельчан, их семей, в частности «полезные знакомства», «связи», родственники в городе – всё это порой играет решающую роль в судьбе сельского мигранта, однако не каждого и не всегда. К родственникам обращаются чаще на этапе приезда, «на первое время», в особенности, когда речь заходит о жилищном устройстве детей в городские образовательные учреждения. Достаточно часто этап проживания «у городских родственников» предваряет «самостоятельную жизнь».

Итак, можно ли, опираясь на обозначенные в разделе тезисы, выявить наиболее характерные, сущностные черты, присущие процессам расселения сельских мигрантов в постсоветском Улан-Удэ? При всём многообразии практик расселения, представлений о городе, возможностей тех или иных мигрантов, «типичных» и «нетипичных» историй, которые нами были собраны, можно с достаточной уверенностью сказать «да». Направления расселения всё же лежат в ограниченном «коридоре возможностей», который задаётся уровнем материального достатка того или иного мигранта. Для прошедших двадцати лет постсоветского этапа сельско-городской миграции характерно в этом смысле преобладание группы мигрантов трудоспособного возраста со средним уровнем достатка. Основными зонами их расселения стали территории одноэтажной (реже двухэтажной) деревянной застройки преимущественно на окраинах города – в отдалённых от центральной части Улан-Удэ микрорайонах и посёлках, в частном секторе, в дачных кооперативах. Подобная тенденция характерна, как показало исследование для сельских мигрантов, живущих как в арендуемом жильё, так и для тех, кто имеет свою собственную жилую недвижимость.

Следует отметить, что часть сельчан, приезжая в Улан-Удэ, как двадцать лет назад, так и сейчас, имеет возможность и приобретает благоустроенное жильё в центральной и относительно благополучной части Улан-Удэ. При этом одни из сельчан, очевидно, привносят в пространство города «сельский образ жизни», другие – нет. До сих пор сложно говорить и о том, сложился ли в Улан-Удэ «городской образ жизни», и, если «да», то каковы границы его локализации. В этом смысле сложно судить и том, насколько сельская миграция в постсоветский период истории Улан-Удэ видоизменила культурное пространство города.

В последнее время, по пришествии периода массового выбытия сельчан из «умирающих» деревень республики, выезд на постоянное место жительства «в город» становится, как говорят информанты, более обдуманным, взвешенным. Возможно, это говорит о том, что и этап спонтанной миграции наименее обеспеченных сельчан, малопривлекательный для городского сообщества, в целом пройден.

Работа выполнена при финансовой поддержке Федеральной целевой программы «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России» на 2009-2013 гг. по теме «Переселенческое общество Азиатской России: этномиграционные процессы в формировании локальных пространств и сообществ. Рубежи XIX-XX и XX-XXI веков» в научно-образовательном центре Межрегиональный институт общественных наук при ИГУ.

Литература

1. Бреславский А.С. Пригороды Улан-Удэ в миграционных процессах постсоветской Бурятии: трансформация поселений и местных сообществ // Местные сообщества, местная власть и мигранты в Сибири на рубежах XIX-XX и XX-XXI веков / науч. ред. В.И. Дятлов. Иркутск: Оттиск, 2012. С. 447-463.

2. Бреславский А.С. Сельско-городская миграция в постсоветской Бурятии: практики расселения в Улан-Удэ / А.С. Бреславский // Миграции и диаспоры в социокультурном, политическом и экономическом пространстве Сибири. Рубежи XIX-XX XX-XXI веков / науч. ред. В.И. Дятлов. Иркутск: Оттиск, 2010. С. 132-155.

3. Будаева Ц.Б. Миграция населения в зеркале общегосударственных перемен // Бурятия. 2002, 1 ноября. С. 4.

4. Гунтыпова Э., Шулунова Р. Миграция и высшее образование (по результатам опроса в Бурятской сельхозакадемии) // Вестник Евразии. 2006. № 2 (32). С. 47-61.

5. Итыгилова Л.М. Миграционные настроения молодёжи Бурятии: выпускники вузов и «репатриантов» // Город и село в условиях глобализации (на примере Республики Бурятия): мат-лы междунар. семинара. Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 2009. С. 94-101.

6. Козулин А.В. Миграционные процессы в Бурятии на современном этапе: основные тенденции и пути регулирования // Город и село в условиях глобализации (на примере республики Бурятия): мат-лы междунар. семинара. Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 2009. С. 80-91.

7. Мангатаева Д.Д. Население Бурятии: тенденции формирования и развития. Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 1995. 155 с.

8. Постановление Правительства РБ от 29.04.2002 г. «Концепция демографического развития Республики Бурятия на период до 2010 г.» (включает раздел «Миграция и расселение»). [Электронный ресурс]. URL: http://sibnews.info/section9i/sortwt/okdoke7glcpyhi.htm [Дата обращения: 17.04.2010 г.].

9. Предположительная численность населения Республики Бурятия до 2030 г. // Статистический сборник № 02-03-00. Бурятстат. Улан-Удэ. 2009. С. 4.

10. Рандалов Ю.Б., Хараев Б.В., Чукреев П.А. Миграционные настроения сельских жителей: действующие факторы и тенденции (по материалам социологического исследования в Республике Бурятия). Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 2005. 115 с.

11. Содномпилова М.М. Сельско-городская миграция в Бурятии: формирование транслокального пространства // Город и село в постсоветской Бурятии: социально-антропологические очерки. Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 2009. С. 163-184.

 

Это ознакомительная текстовая версия, полный вариант статьи в формате pdf Вы можете скачать по этой ссылке

	Официальный сайт журнала «Ойкумена. Регионоведческие исследования». Разработка и дизайн: техническая редакция журнала «Ойкумена. Регионоведческие исследования», 2009 – 2013 гг.